[вотЪ]

Старший сын

На одном из недавних уроков мы с моим десятилетним учеником сочиняли письмо на день благодарения. Думали по-английски, за что хочется сказать спасибо близким людям. Я рассказала ему о собственных «спасибо», он понял пример и перечислил своих членов семьи. Всех, кроме младшего брата. «А за что мне его благодарить? – перешел он на русский. – За то, что он может меня стукнуть? За то, что он мне все время мешает? За то, что я строю, а он ломает? Нет, можно я не буду про него писать». Мальчишка был взволнован, и я не стала возражать. Все-таки, это его письмо и его «спасибо». А потом, когда мы стали писать о родителях, он оторвался от тетради и сказал: «Я не буду это записывать, но на самом деле я хочу сказать папе и маме спасибо за то, что они не забыли меня, когда родился брат». Была пауза, и мне показалось, что я услышала, как ухнуло мое сердце.

Я долго не имела дела со старшими детьми.

Я долго не имела дела со старшими детьми. Все мои друзья детства были младшими или единственными в семье. И я сама была младшим ребенком. Не могу сказать, что мне доставались какие-то особенные привилегии или лучшие куски торта. Нас воспитывали демократично, но строго. Хотя, родительского внимания мне перепадало значительно больше, это факт. Впрочем, как и больше волнений, запретов и несвобод. Мы и получились у мамы с папой разными. Мой старший брат – колючий, предпочитающий уединение, немногословный, я – легкая, болтушка и экстраверт.
Старшие дети стали появляться в моей жизни во взрослом возрасте. Мой муж, две подруги, коллеги, ученики. А потом и мой сын. Ведь Марк – наш первый ребенок и, если однажды нас станет не трое, а четверо, то ему суждено быть старшим. Волей-неволей я стала обращать внимание на отношения братьев и сестер.

Мама моего мужа шутит, что у него не было детства, и в словах этих только доля шутки. Альберт воспитывал своего младшего брата с восьми лет. Брал с собой во двор, оставался играть дома, забирал из детского сада, кормил. В общем, отвечал за него. Когда родителям предложили хорошую работу на севере, Альберт учился в институте в другом городе и забрал младшего к себе, чтобы тот доучился в школе под его присмотром. Устраивал его в новую школу, потом в институт, в армию. Когда мы познакомились, брат как раз служил, и помню, меня очень удивляло то, что в разговоре Альберт говорит о нем «ребенок». Надо съездить к ребенку, позвоню ребенку, проедем через магазин и купим ребенку пряников. Мне резало слух это слово, и я долго не понимала, что, в сущности, младший брат и правда был им воспитан. Может быть, поэтому появление в доме настоящего ребенка, нашего сына, не стало для него стрессом, переломным моментом. Он очень естественным образом превратился в отца, будто и был им всегда. А еще с рождением Марика младший брат Альберта из «ребенка» вырос, и все стали называть его по имени.

Мне нравится смотреть, как моя подруга – очень эксцентричная девушка, становится тихой и внимательной рядом со своей сестрой. Почти материнские чувства, которые она испытывает к младшей, и то, как она называет ее «мой Пятачок», то, как легко уступает ей в споре, как диктует подробные координаты врача с автобусными остановками, переулками и ближайшими магазинами – все это рассказывает мне о том, чего у меня не было. Я долго была противной девчонкой, задирала своего брата, липла к нему в жажде внимания, а он меня избегал. И было время, что мы не разговаривали вообще, кроме как огрызаясь. И было время, что мы делали вид, будто друг друга не существует. И у моих одноклассниц то же самое происходило с их братьями. Только к двадцати моим годам, пройдя через переходный возраст и стерев границы, мы с братом стали близки и доверительны, выросли в двух взрослых родных людей.

Я наблюдаю за ним, за Альбертом, за своей подругой, и мне видится, что старшие дети – другие люди. Они спокойнее. Они как будто мудрее и понятливее. Они несуетливы. Они умеют делиться. Они добрее. Им однажды – всем до одного – пришлось приглушить свои желания, остаться без должного внимания, чуть раньше повзрослеть, чем хотелось бы. И я не знаю, есть ли в этом чья-то вина или таков естественный рисунок семейного дерева? Ведь большинство вменяемых родителей хотят быть лучшими, пытаются избежать ощущения, что ребенку что-то недодали, боятся совершить глобальные ошибки и уж точно никто не хочет причинять своим детям боль. А дети все равно смотрят в пустоту и говорят: «Спасибо, что они про меня не забыли». Черт. В какой точке все начинает идти не так?

Я точно знаю, что родительство – это то, что не загадаешь, не узнаешь наперед, как оно будет через несколько лет. Так беременные женщины дальновидно планируют, что не будут спать с ребенком и давать ему соску, а через два месяца разбирают не пригодившуюся кроватку и прекрасно знают, чем латексная пустышка отличается от силиконовой. Так родителям пятилеток смешно слушать про проблемы с приучением к горшку годовалых. Они-то знают, что горшок – ерунда по сравнению с тем, сколько бурных кризисов становления детского характера им довелось пережить. Поэтому я не загадываю, но задумываюсь и с интересом слушаю родителей, родивших второго ребенка.

Мой сын – это не только мой первый ребенок. Это мой первый опыт заботы о маленьком человеке. О младшем человеке. Который однажды может стать старшим, и тогда вместе с двойным счастьем мне придется выдержать испытание любовью на двоих. Пока я не знаю, как справлюсь и что ждет впереди, но вот совсем недавно у меня появился еще один хороший рецепт авторства шестилетнего мальчика, моего племянника Дениса. И я обязательно запишу его, как важную зарубку, и с вами поделюсь. Потому что это такая детская, но на деле – обыкновенная человеческая мудрость.

Денис ждет появления на свет сестренки. В семье уже придумали, что это будет Анечка, мальчишка все время спрашивает, когда уже можно будет ее увидеть и заметно переживает. Подходит к деду, заглядывает в глаза и серьезным голосом спрашивает: «Дед, а когда родится Аня, кого ты будешь любить больше: меня или ее?» Дедушка не теряется и говорит: «Наверное, тебя, Денис. Все-таки, ты у меня первенец». Денис, радостный, спрыгивает с колен и убегает по своим делам. Но через какое-то время к деду возвращается. Долго пыхтит, собирается с мыслями и, наконец, выдает: «Я тебя спрашивал сегодня, кого ты будешь больше любить. Я тут подумал: знаешь что, дед, люби-ка ты нас одинаково».

©

@темы: коробка с разностями

Comments

[Кошка на крыше.]

Ого. Ребенок не по годам мудр, даже страшно.
Я тоже младший ребенок. Видела, как между нами разрывался папа. Отношения у нас были сложные (разница в 8 лет), сначала показная ненависть с мелкими гадостями - и минуты искренней заботы. Например, он приходил ко мне вечерами и рассказывал про экономическую ситуацию в мире, пока я не засыпала. Потом - глухая обоюдная ненависть. Закончилась только пару лет назад, продолжавшись года 4. Сейчас мы оба действительно взрослые люди, равные - но не близкие.

[вотЪ]

Кошка на крыше., а я старший. но страдать от этого начала только сейчас - все проделки брата, все его косяки списывают на "ну, он такой", "у него переходный возраст", "ты старше, будь умней"
а мне надоело. у него давно не переходный возраст, есть машина, его избаловали, но не хотят это признавать

[Кошка на крыше.]

вотЪ
А мне всю жизнь ставили брата в пример. Студент-отличник, в 30 кандидат наук, собирается писать докторскую, начальник отдела... Представляешь?

[Harisma.]

а я старшая, и если честно считаю, что в моем возрасте глупо ревновать родителей к младшим (нас трое), просто вижу родительские косяки, например чрезмерное опекание и без того совершенно несамостоятельной младшей.

[вотЪ]

Harisma., я уже тоже не ревную, но иногда взрываюсь, когда мне говорят "мы любим вас совершенно одинаково"

[Harisma.]

вотЪ согласна)))